Большая пустая квадратная комната одного из верхних этажей. В центре, на стуле, лицом к левой стене сидит женщина. Я и еще одна женщина находимся правее. Через дверь в левой стене вводят гнедую лошадь (не запомнилось, кто ее ввел, эти персонажи тут же исчезли). Лошадь - крупная, холеная, стоит напротив сидящей женщины, задом к нам троим. Глазею на нее, она вдруг совершает недвусмысленное движение хвостом. Мы, двое, поняв, что за этим последует, удаляемся в правую, тоже пустую комнату. Лошадь наваливает кучу под носом у сохраняющей неподвижность женщины на стуле. Мы, двое обсуждаем увиденное (лошадь виделась отчетливо, женщина на стуле — похуже, а вторая лишь ощущалась).
Обращаясь к собеседнице, около которой стоит ее пес (похожий на лабрадора), и имея в виду именно пса, запальчиво говорю: «Вот дай ему высказаться. Интересно, что он скажет о нашей жизни» (персонажи виделись смутно).
Вернувшись домой, Петя говорит, что подвергся на улице жестокому избиению. Но никаких следов не видно, да и голос звучит спокойно. Вызванный врач прописывает обезболивающее. Выхожу из аптеки с коробочкой, на крышке которой крупным красивым курсивом выведено латинское название лекарства, а внутри находятся пластинки с таблетками и две сложенные пополам денежные купюры. Отмечаю, что название лекарства мне незнакомо, пускаюсь в обратный путь. Улицы превращаются в крутые овраги с потоками мутной воды. Склоны покрыты камнями, осклизлой землей, глубину воды со стороны оценить невозможно. Внимательно смотрю под ноги, перехожу мелкие потоки вброд. Недоумеваю, почему городские власти не удосужились навести над оврагами мосты, если подобные катаклизмы происходят здесь периодически. Краем глаза бессознательно фиксирую в отдалении светлые просторные улицы с невысокими светлыми домами, контрастирующие с темными оврагами. Даже солнце оживляло лучами лишь нетронутые оврагами части городка. Отмечаю это почти бессознательно, поскольку внимание направлено на очередной склон, такой крутой, что не решаюсь по нему спуститься. Тем более, что поток внизу выглядит настоящей рекой. Присматриваюсь к редким темным прохожим, отваживаюсь следовать за теми, кто движется в нужном мне направлении. Пересекаю поток, иду по его краю, все глубже погружаясь в воду. Вода мне уже по грудь, но я доверчиво следую за идущими впереди, и наконец, оказываюсь на суше. Сую руку в карман пальто, не обнаруживаю там лекарства. Роюсь в карманах, убеждаюсь, что они пусты. Решаю, что лекарство смыло водой. Думаю, что в крайнем случае можно использовать то, что имеется дома, что ничего страшного, если прописанное доктором пропало, еще неизвестно, что это за лекарство (я проникаюсь к нему предубеждением) и почему не был прописан известный оптальгин. Захожу в попавшуюся на пути аптеку купить знакомое обезболивающее. В светлом опрятном зале кассовый ящик для денег стоит на подоконнике открытого окна. Похожая на горлицу птица влетает в окно, шмыгает (с тыльной стороны) в кассовый ящик. Продавщица, подняв крышку, сгоняет птицу. Та улетает. Вдруг одна из продавщиц со словами «Он же умрет от голода» извлекает из вновь открытого ящика для денег красивого птенца (без желтизны на клюве). Он держится в ее руках спокойно, его коричневое оперение испещрено белыми и еще какими-то светлыми крапинками. Он проник в ящик тем же, что и предыдущая птица(?) путем, и находится в прекрасной физической форме.
Вижу мышиную нору (в квартире). Вспоминаю, что видела ее раньше, знаю о ее существовании, мелькает мысль ее заделать. В темном жерле норы видится нагромождение темных камней. Из глубины появляется симпатичная упитанная коричнево-песочная мышь. Предупреждаю Петю (растянувшегося, как ребенок, на полу, напротив норы), чтобы он поостерегся - нос его находится у самого входа в норку. Поглощенный осмотром норы, он не реагирует. Мышь подбирается ближе и бесстрашно, деловито, дружелюбно обнюхивает кончик петиного носа. Подумываю было подкладывать в нору угощение, но опасаюсь, что сюда сбегутся мыши со всей округи. Мышь, привстав на задние лапки, продолжает обнюхивать петин нос.
Засыпая, пытаюсь припомнить подробности предыдущего, только что законспектированного сна, особенно восстановить воспринятую мысленную фразу. Медленно предстает смутная, не в цвете, густая шарообразная крона дерева со множеством голых ветвей и несколькими перепархивающими с ветки на ветку птицами. [см. сон №3437]
Мы (члены сновидческой семьи) принимаем гостей в просторной правой комнате (а в левой, смежной, темноватой, у нас спальня). Появляется симпатичная изумрудная ящерица. Воспринимаю ее как невесть откуда взявшуюся (но когда позднее мы вошли в спальню, там смутно виделась просторная клетка, из которой ящерица будто бы сбежала). Вид у ящерицы смелый, смышленный и немного возбужденный. Мелькает то тут, то там, иногда стремительно взбирается на кого-нибудь из гостей (видимых неотчетливо, темновато). Один из гостей зачем-то наклонился, ящерка с его спины ловко перемахнула на другого. Беспокоюсь, как бы ее нечаянно не раздавили. Наполняюсь тревогой каждый раз, когда вижу ее, такую маленькую, хрупкую (в сравнении с человеческими ногами), не подозревающую о грозящей опасности. Вижу ящерицу отчетливо, особенно когда она на ком-нибудь из гостей. Чувствую даже ее душу — чистую, свободную, бесстрашную, бесхитростную и невинно-озорную. В какой-то момент замечаю, что у нее изо рта что-то торчит, она так и бегает с этим. Трудно определить, что это такое — то ли останки комара, то ли (почему-то приходит мне в голову) она схватила со стола кусочек селедки, а неподобающая пища может принести ей вред. Если бы это был комар, думаю я, она давно бы его проглотила. Хотя, возможно, маленькой плутовке хочется побегать, держа его во рту. Но больше всего волнует, как бы ее не раздавили. Когда она исчезает из виду, мы, полагая что она шмыгнула в спальню, идем туда, сдвигаем мебель, но ящерицу не обнаруживаем.
P.S. Из-за прелестной маленькой ящерицы этот сон подбодрил и отвлек меня.
Мысленная фраза о долголетней дружбе хозяина со своим псом. Предстают непомерно тучный мужчина и сидящий, прислонившись к его ноге, крупный добродушный, светлой масти пес.
В моей комнате вот уже некоторое время обитает случайно залетевший воробей. Живущая в квартире кошка не обращает на него внимания. Да и он, если и вспархивает при ее приближении, то машинально, так что никто никому не мешает. Войдя однажды в комнату, вижу, что кошка собирается, по обыкновению, вспрыгнуть на верхнюю полку шкафа. Смотрит на темнеющую там стопку аккуратно сложенной одежды, на которой любит понежиться. Взмывает на требуемую высоту, но дверца шкафа оказывается закрытой (во сне я этому не удивляюсь). Кошка поддает повыше, на антресоль. С любопытством думаю, из какого источника кошка почерпнула порцию энергии для преодоления дополнительной высоты, если сила прыжка изначально не была на это рассчитана. Правда, она могла уцепиться за верхний край нижней дверцы и оттолкнуться от нее, но я этого что-то не заметила. Машинально слежу за ней. Она идет по антресоли влево. Сидящий там воробей не трогается с места, кошке приходится через него перешагивать. Удваиваю внимание. Кошка доходит до левого края, поворачивает вспять. Воробей неподвижен, кошка опять неспешно перешагивает через него. Присматриваюсь к воробью. Он сидит, чуть вытянув шейку, осунувшийся, поблекший, подавленный. «Ой, ой, ослаб?» - с беспокойством вопрошаю себя. Мелькает мысль, что я забыла наполнить его плошки, бросаю на них взгляд. Кажется, они действительно пусты, но я в этом уверена не абсолютно. Смотрю на шкаф. Кошка лежит на антресоли, воробей безучастно сидит под самым ее носом (как бы не видя ее). Догадываюсь, что сейчас произойдет, мысленно говорю: «Ну, ничего». Кошка еще какое-то время расслабленно лежит, потом неторопливо, без напряжения раскрывает пасть и медленно смыкает зубы на горле воробья. Он и тут не шевельнулся, не трепыхнулся. Зато кошка в тот же миг дико напряглась, ощетинилась, конвульсивно содрогнулась, как бы пытаясь освободиться от чего-то, вселившегося в нее. Я оказываюсь не посреди комнаты, а в своей постели, продолжая каким-то образом (но теперь неотчетливо) видеть кошкины конвульсии. Кошка издает жуткий, полный экспрессии вопль: «Йа!!!!», который меня будит.
Насекомое, длинными конечностями и манерой передвижения напоминающее паука, но совсем не паучьего, бледно-зеленого цвета рывками пересекает письменный стол. Прежде, чем успеваю среагировать, оно скрывается под раскрытой тетрадью.
Раненую собаку с густой черной волнистой шерстью кто-то (я?) опускает в светлую сумку. Думаю, что сумка может испачкаться кровью. Собака не выглядит страждущей, и даже забавляется - грызет карандаш. Со словами «Ну дайте ей палку» (взамен), карандаш забирают. Сумка раза в два меньше собаки, но та свободно в ней уместилась (во сне этот парадокс прошел незамеченным).
Обездвиженного кота кладут в светлую матерчатую сумку. Кот намного длиннее сумки, но мягкое тело уложилось так, как надо. Возникает мысленная фраза: «...удивилась, что кот, такой длинный, не влезает» (начало фразы не запомнилось).
Мысленная, неполностью запомнившаяся, незавершенная фраза: «...эта стая обезьян, находящихся в, а частично вне ее зависимости...». Смутно видится несколько крупных темношерстных обезьян в кронах мощных деревьев.
Все началось с того, что я ночью зачем-то вошла на кухню. В стоящей на столе банке с водой беспокойно снует симпатичная рыбка. Вспоминаю, что она давно не кормлена, беру щепотку корма, поворачиваюсь к банке, но рыбки там уже нет. Она бойко скачет (на нижних плавничках?) вдоль плинтуса, в сторону мусорного ведра и прекрасно чувствует себя вне своей стихии - действие хоть и происходит глубокой ночью, но на кухне светло, так что мне все хорошо видно. С трудом ловлю беглянку, водворяю в банку. У мусорного ведра по-хозяйски копошатся мышь, лягушка и еще кто-то, лакомятся объедками из валяющегося на полу пластикового мешка. Держатся так уверенно и привычно, что я думаю: «Вот, оказывается, что тут по ночам происходит!» Невесть откуда взявшийся крупный уличный кот, некрасивый, блекло-песочной масти, назойливо крутится у моих ног (я сидела на корточках, присматриваясь к живности). Зверье и стол с рыбкой исчезают, на кухне возникают четверо серых типов. Держатся непринужденно, как в хорошо знакомом месте. У типов рыхлые грушевидные неопрятные фигуры (разного роста) и дегенеративные лица. Типы поглощены своими делам и не обращают на меня внимания. Но вот один (кажется, самый крупный) протягивает пустой граненый стакан, оплетенный поверху мочалом, и велит: «Сделай себе чай, завари его и напиши (на стакане) свое имя Чеченка, мы его написали на двери». Выхожу в прихожую. Кухонный дверной проем видится закрытым светлой дверью, заляпанной засохшими потеками белой краски. Никакой надписи на двери нет. Опять оказываюсь на кухне. Дверь и стакан исчезают. Типы заняты чем-то своим в дальнем левом углу. От них отделяется худощавый (значит, не все они толстяки? или этот появился позже?), подходит ко мне (он всего чуть-чуть выше меня, но лица его я не видела). Говорит: «Я чувствую, что мы тебе мешаем спать». Отвечаю: «Ничего, я высплюсь утром». Спрашивает: «Когда тебе вставать?» По необъяснимому наитию лгу: «В семь» (хотя на самом деле могу спать как угодно долго). Худощавый обращается к занятым своими делами толстякам: «Слушайте, отпустите ее. Отпустите ее, ей рано вставать». Спрашиваю: «А куда делся кот?» Худощавый непонимающе смотрит на меня. Поясняю: «Кот и все зверюшки». «Они во мне», - говорит он.
Серая упитаная кошка неторопливо вгрызается в брюшко второй, тоже упитанной, серой, неподвижно свернувшейся и кажущейся мертвой. В результате она начинает проявлять признаки жизни, чуть-чуть изменяя положение и слабо пошевеливаясь.
Сижу у стены, ко всем спиной, и тем не менее, вижу (условно) ряды столов, за некоторыми из которых сидят неподвижные, в черной одежде сотрудники (лиц не видно). Навожу в своем углу порядок. Заглядываю, вытянув шею, за стол. В узком, с ладонь, зазоре между ним и стеной стоит на чистом полу коробка молока. Носик взрезан, так что пользоваться молоком не стоит - туда могли наведаться насекомые, вполне возможные в таком укромном месте. Заглядываю за стол еще раз. Там, где только что был узкий зазор и чисто вымытый пол, теперь находится пространство с метр шириной, превратившееся в кусочек натуральной, полной жизни природы. Оно имеет V-образный, с пологими склонами рельеф. Там песчаный грунт и густая сочная растительность, сквозь которую просматриваются островки воды. Там кишмя кишит беззвучная, интенсивная жизнь - шмыгают ящерицы, копошится мелкая живность, одни поедают других, и все это молча, свободно, естественно. Все видится необычайно отчетливо. Справа появляется куница со светло-песочным ухоженным мехом (они все там были в превосходной физической форме). Куница выглядит тут Гулливером, вижу, как она, ловко сцапав крупную ящерицу, неспешно приступает к трапезе (трансформация застольного пространства не вызвала удивления).
Мицци за что-то не на шутку разгневана на меня. Ласково протягиваю к ней руки. Оказавшись в их широком кольце, она тут же привычно прижимается к одной из них (кажется, к правой), энергично мурлычет. Не меняя положения, умильно говорю кому-то: «Ой, сразу прислонилась и запела» (Мицци была непривычного серого цвета).
«Вам повезло. Другие люди ищут это, на саночках возят, а вы...», - говорит стоящий в дверях магазина стройный молодой продавец. Он имеет в виду книги, которые я заприметила поверх груды других, заполнивших ящик на тротуаре, слева от входа. Говорю (ожидая, когда он меня обслужит): «Двух ящериц — на саночках? Не говорите глупостей!» Я хочу сказать, что для переноски двух ящериц сани не требуются. Пара книг, привлекших мое внимание яркими глянцевыми обложками, одновременно является парой ящериц. Именно в эти глянцевые книжки превратились две бурые ящерицы, которых я незадолго до этого поймала на кухне. Я готовила там, еще с двумя женщинами, угощение для гостей. Большой кухонный стол был завален свежей зеленью всех сортов и оттенков, в нашем распоряжении была лишь зелень. И вдруг я увидела и поймала (одновременно) пару ящериц. Сказала товаркам, что вот, мол, и немного мяса для наших гостей. Я проделывала это уже второй раз. Оба раза ящерицы чуть ли не сами давались в руки. Были медлительны (или неосторожны?) до такой степени, что я просто бережно брала их и помещала в посудину (ящерицы, книжки в ярких обложках и зелень виделись вживую; продавец книг - условно и лица его я не видела; товарки на кухне воспринимались неясными силуэтами).
Мысленная фраза (женским голосом): «И зажать мне только, только уголок глаза - и всё» (этого будет достаточно).
Сон про захватывающие Небесные Видения.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «Один попискивает у себя дома на больного...».
Купила заурядную книгу в темной обложке (чтобы в качестве приложения заполучить что-то незаурядное). Иду, прижимая ее к груди, к автобусной остановке. У дверей закрытого магазина редкие прохожие воровато выхватывают что-то из картонной коробки и разбегаются по сторонам. Подхожу, в коробке выставлены (за ненадобностью) остатки нераспроданных за день хлебо-булочных изделий. Не спеша выбираю несколько сдобных булок, заворачиваю в газету, иду дальше. Улица все больше покрывается черной грязью, непролазная грязь вынуждает забраться на площадку автостоянки. Не могу оттуда спуститься к остановке, а спрыгнуть страшновато. Около меня оказывается беспризорник в лохмотьях, от него исходит угроза. Появляется троллейбус. Мальчишка с ловкостью ящерицы соскальзывает вниз, но весь его вид говорит, что он в любой момент может изменить решение, снова вскарабкаться наверх и что-то у меня стащить. Безуспешно примериваюсь к крутому спуску, каким-то образом оказываюсь внизу. Грязь исчезла, подхожу к троллейбусу. Обнаруживаю, что книги у меня уже нет, примирительно думаю: «Ну и ладно». Незаметно темнеет. Случайно взглядываю на небо, над домами противоположной стороны улицы вижу месяц и еще что-то странное. Всматриваюсь, убеждаюсь, что не померещилось - в темном Небе, на фоне тонкого серпа молодого месяца видится ромбовидная рамка, оба излучают одинаковый холодный, чуть голубоватый свет ( вижу это ясно).
Мысленные фразы (официальным женским голосом): «Ну, довольно. С вами-то мы уже говорили».
Мысленная фраза (сварливо): «Посмотрите, какое идиотство мы раззвонили — мы на автобусе ехали».
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «И написала ... а сама ходишь в чем?»
Стоило открыть дверь, как в квартиру хлынуло несколько крупных темных кошек (одна временами кажется черной). Разбежались во все стороны, принимаюсь их изгонять. Растопыриваю руки-ноги, и воспользовавшись подручным материалом, двигаюсь, наподобие бульдозера. Совсем было оттесняю кошек к раскрытой двери, но они разворачиваются и опять шмыгают в комнату, начиная носиться там с места на место. Опять гоню их к дверям, а они опять проделывают свой трюк, и так несколько раз. В конце концов кошки выпровожены, только с той, что временами казалась черной, пришлось повозиться подольше.
Мысленная фраза: «По отношению к любимому псу он отделался тем, что отрезал ей язычок».
«Это его папа и мама. Вот папа, а вот мама», - поясняет ребенку взрослый. Он отыскивает и указывает изображения соответствующих голов (или бюстов) на поле большого детского, испещренного иллюстрациями Атласа мира.
Мысленная, с пробелом запомнившаяся, незавершенная фраза (решительным тоном): «И там был ребенок ... младший, который вдруг запел...».
Мысленная фраза: «Станут спрашивать».
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...дерево для рубки леса».
Мысленная, незавершенная фраза: «Пока я записывала (фразу), то ее основатель...» (автор фразы).
Кого-то «бросили на произвол судьбы», проходившие мимо люди помогли этому человеку. А если бы не проходили? Или не помогли бы? Что тогда делать? (подробности не запомнились).
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «С сегодняшнего дня ... вступит в продажу и ...».
Одинокая деревенская избушка и огород, обнесенные изгородью, к широким воротам которой ведет проселочная дорога. Выхожу из избушки, по дороге в огород мельком взглядываю на дорогу. Вижу вдалеке мужчину, приветственно машу соседу по жилью, он машет в ответ (сон был не цветным).
Мысленная фраза (спокойным мужским голосом): «В чем дело?»
Мысленная, незавершенная фраза: «То, что регулярно происходит в этой стране и сказывается на близлежащих...».
Зрительно, буква за буквой, возникает фраза: «Прошел здесь — только ты».
Хомячка пустили на пол, он скрылся. Проверяю, не нагадил ли он где-нибудь (это было единственным проблематичным штрихом). Вижу на коврике у кресла темноватые пятна. Осторожно притрагиваюсь — но нет, пятна сухие - наверно, кто-то когда-то пролил сок. Продолжаю обследовать комнату. Вдруг вижу на полу не хомячка, а маленького ребенка. Воспринимаю это так, будто хомячок превратился в мальчика. Ребенок сидит у раскрытого рюкзака, на дне которого завалялась всякая мелочь. В руке малыша колечко с нанизанными мелкими предметами, в том числе с поблескивающим бутафорским бритвенным лезвием. Малыш бросает колечко в рюкзак, собирается выудить еще что-нибудь. Ласково говорю: «Что ты там нашел? Бритву? Сейчас я тебе дам что-нибудь, безобразный мальчишка». Ищу что-нибудь, более пригодное, типа кубиков, думаю, что их нужно сложить около малыша в неглубокую коробку.
Сон про белокурую девочку лет шести. Она владеет одним языком и понимает еще один, на котором с ней разговаривает мама. Не могу сдержать по этому поводу удивления (девочка видится условно, ее мама - совсем невнятно; массив второго языка предстает в виде плотного прямоугольного куска текста).
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...из которого исходили все лучи».
Восприняв (или от кого-то услышав) нечто впечатляющее, восклицаю: «Какая ... история!» (часть слов не запомнилась). Собираюсь пересказать ее находящейся рядом, условно видимой сестре.
Городок подвергся нападению орды. Сон смутно показывает вступивших в предместье захватчиков. У них грубые темные примитивные лица, это вообще какие-то другие люди, варвары, непохожие на нас. А городок похож на любой, достаточно древний городишко среднерусской полосы. Сейчас он (по причине нашествия или по какой-то другой) пуст, все дома заперты. Мы (небольшая группа) пытаемся скрыться от захватчиков. Поскольку те движутся медленной лавой, цель наша не быстро убежать, а надежно спрятаться. Перебегаем по пустым улочкам, заходим (каким-то образом вскрывая двери) в дома, проходим насквозь, ни в одном не чувствуем себя надежно защищенными. Перебираемся от дома к дому в полной тишине и молчании. Не запомнилось, испытывали ли мы страх, - кажется, это был не страх, а сосредоточенность на поиске безопасного места. И было еще своеобразное чувство (мне его не сформулировать), навеваемое пустым городом, безмолвными улицами, покинутыми, запертыми домами. В одном обнаруживаем двух-трех молодых девушек, решивших переждать опасность дома. Судя по их виду, они не были напуганы, а лишь больше обычного сосредоточенны. Их дом не показался нам надежным, проходим его насквозь, устремляемся к следующему.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «...это подойдет к ... принято решение ничего не добавлять к слоганам».
Мысленный диалог. «В музей». - «А когда вы оттуда вернетесь?» - «В три-сорок восемь».
Мысленные фразы (женским голосом): «Мой Петя — хороший мальчик. Вот недавно мы с ним брассировали по городу, вдоль нашей булочной и обратно».
Мысленное размышление: «У пня. Пень. Пень. Здесь видится элемент культуры» (слово «пень» произносится на разные лады).
Мысленные фразы (мои, в финале незапомнившегося сна): «Объявляю при всех: я в нокауте, - и тут же поправляюсь: - В нокдауне» (имеется в виду материальное положение).
В нашей квартире оказывается соседский малыш. Хнычет (от усталости?), звоню по телефону в их квартиру, бабушка просит, кажется, привести внука домой. Пока что иду с ним к небольшому, находящемуся неподалеку озеру. В голубоватой воде самозабвенно плещется малышня. Слева появляется голенастый мальчик постарше, с небольшим зверьком на ладони. У зверька круглая мордочка и мокрая черная шерстка. Появляется еще один мальчик, у этого в руках маленький пятнистый котенок. Мальчик опускает его в воду, котенок без восторга, но храбро устремляется к суше. Обращаю внимание малыша на зверят, возвращаюсь с ним домой, говорю, что сейчас пойдем к его бабушке (сон был живым, красочным, и все, кроме малыша, виделось натуралистично).
«Время — не лифт?» - с живейшей заинтересованностью переспрашивает смутно видимый человек (услышавший нечто, поразившее его воображение). В тоне вопроса этого взрослого человека слышится проснувшееся мальчишеское любопытство. Справа смутно высится нечто, что можно принять за лифт. Перед ним, понизу, правее, идет строка невнятных светлых письменных знаков (сон был в серых тонах).
Сон-рассказ, без визуализации.
Мысленная фраза (мужским голосом, спокойно, обстоятельно): «Приехали мы (благополучно), как вдруг заварилась каша» (вместо слова в скобках, возможно, было схожее по смыслу). Смутно видится правое крыло аэропорта с толпящимися у стойки немногочисленными пассажирами.
Сон-поучение, в котором фигурирует раскрытая книга и мысленно толкуются абзацы ее текста.
Обустраиваюсь на новом месте работы, в большом светлом зале с рядами столов, за которыми сидят аккуратные сотрудники (в основном, молодые женщины) в светлой одежде. Выбрала стол в пустом правом углу, под широким окном, иду за стулом влево, где имеется еще несколько незанятых мест и сидит одна из сотрудниц. Извиняюсь за беспокойство, беру свободный стул, он оказывается складным, проверяю его на прочность. Стул потрескивает, но не ломается, решаю, что сойдет. Несу его к себе, и вдруг вижу в срединной части зала сотрудника в аккуратных блекло-синих трикотажных трусах. Это высокий молодой мужчина с солидным животом, мощной грудной клеткой и обильным волосяным покровом. Он держится так естественно, что мое кратковременное удивление сменяется спокойным предположением, что ему, наверно, жарко (хотя жары не чувствовалось). Все в этом сне виделось ясно и выглядело реалистично, я лишь не видела ничьих лиц.
Незавершенная мысленная фраза: «Тот, кто необратимо ослаб...».
Мысленная, с пробелами запомнившаяся фраза: «Они ... перевернувшись за спины торчащего из...».
Два сна, по завершении которых ЗАКРЫВАЛАСЬ ДВЕРЬ, ВЕДУЩАЯ В СНОВИДЧЕСКУЮ РЕАЛЬНОСТЬ (в обоих случаях это происходило одинаково). Сновидческая Реальность находится на заднем плане, несновидческая — на переднем. Фрагмент разделяющей их серой стены (с дверью) видится сверху. Дверь закрывается изнутри (против часовой стрелки) таинственной, смутно видимой женщиной. Закрывается двумя руками, мягко, но решительно, с отчуждением. Закрывается так, чтобы не осталось ни малейшей щели, сквозь которую хоть что-то могло бы просочиться в Реальность несновидческую. Отчетливо вижу эту смыкающуюся, но так до конца и не сомкнувшуюся узкую щель, за которой видится пространство снов, залитое чистым сильным, теплым живым светом.
Обрывки мысленной фразы: «Только вот ... чуть не разбили, совсем...».
Бродим по фантастическим местам. Оказываемся в троллейбусе, едущем по покрытому белейшим снегом Проспекту. Пешеходы в черной одежде видятся невнятно. На каждой остановке кто-нибудь из наших должен выйти, чтобы расчистить от снега участок тротуара. Настает очередь Снуши - покинув троллейбус, она орудует дворницкой лопатой. Выхожу там же, иду к Площади. Появляется Федор, говорит, что хочет «посмотреть на наших» (бывших институтских соучеников), дружески обнимает меня за плечи, какое-то время идет рядом.
Петя говорит, что пересмотрел (перебрал) свои игры и решил пожертвовать те, которые ему уже не нужны. Смутно видится ворох коробок. Петя резюмирует: «Так что я в больницу, наверно, повезу игры». Спрашиваю: «А какие у вас игры?» Он говорит: ««Радиослушатель», хорошая игра».
Прихожу в гости к одной из приятельниц (реальных, не запомнилось, к кому именно). Она будто бы живет на Рябинной улице, сон показал ее (не существующий наяву) дом — красивый, уютный, из овальных окон которого льется теплый мягкий свет. Разговор наш касался (в числе прочего) того, каким образом приятельница получила здесь жилье.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза (решительным женским голосом): «К сожалению, нет — эту фразу ...».
Стою в редком светлом лесу. Осторожно беру в руки странного зверька с длинной, почти неправдоподобно густой пятнистой (в песочных тонах) шерстью. Размером он с барсука, мордочка (из-за густой шерсти) почти не видна, а темпераментом он напоминает коалу. Вижу у своих ног еще одного такого же, отпускаю первого, наклоняюсь, чтобы взять второго (просто подержать в руках).
Мысленная, незавершенная фраза: «После всех банковских операций на счету останется...».
Иду с двумя спутницами (одна из которых что-то рассказывает) по светлому лесу с могучими высоким лиственными деревьями, под которыми растут папоротники и кое-где стоит чистая вода. Идем (вправо) то по левой обочине дорожки, то по папоротникам. В очередной раз выйдя на дорожку, вижу сидящую там крупную, с павлина, птицу. Перед ней, в условном, обозначенном несколькими зелеными ветками гнезде лежит большое белое яйцо. Подзываю спутниц, с любопытством рассматриваем яйцо (птица не выказывает беспокойства). Трогаемся дальше. Женщина продолжает что-то рассказывать, слушаю ее и вдруг поднимаюсь в воздух. Вытянув вперед руки и совершая телом волнообразные движения, ЛЕЧУ вдоль дорожки, на высоте в полтора-два метра. Лечу, не переставая удивляться и убеждая себя, что действительно лечу, а не зависла случайно, на миг, над землей. Снова оказываюсь около женщин. Они показывают компьютерные, в желто-коричневой гамме снимки летящего птенца, вылупившегося, будто бы, из виденного нами яйца. Птенец летит высоко в небе, рядом с диковинным летательным аппаратом, между которым и птенцом подразумевается какая-то связь. В правом верхнем углу снимков записаны компьютерным шрифтом, в шутливой форме звуки, будто бы издававшиеся птенцом при полете.
Мысленная фраза (неторопливо): «Возрождение от врача».
Разговорившись на улице с симпатичной молодой женщиной, узнаю, что она связана с издательским делом, и что у них есть типография. Вспоминаю, что дома лежит что-то растрепавшееся, спрашиваю, нет ли у них переплетной мастерской. Женщина говорит, что есть, заверяет, что мне там помогут. Прихожу по указанному адресу, обращаюсь к одному из сотрудников. Он отвечает отказом, в его тоне сквозит непонятная подозрительность. Из глубины офиса доносится странное монотонное бормотание (голосом давешней женщины). На мой недоуменный вопрос кто-то небрежно бросает, что женщина так «разряжается». Собираюсь уходить. Один из сотрудников на прощанье говорит, что если у меня в связи с полученным отказом возникнут на работе проблемы, я могу адресовать свое начальство к нему. Говорю, что этого не потребуется, поскольку у нас "каждый отвечает за себя сам".
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза: «Она ... причем волк увидел и заметил это».
Окончание мысленной тирады: «...поговорили. Сначала бы поспорили, (а) потом поговорили».
Мысленная фраза (бесцеремонным женским голосом): «Короче говоря, на сковороде».
Сон, содержание которого истаяло, как только я после него проснулась.
Вожусь в дряхлой ванной, пытаясь устранить течь воды из соединительных труб. Один элемент стыка конический, второй цилиндрический, не понимаю, как их скрепить. Лишь почти потеряв терпение, вижу в устье конуса резьбу, в которую и ввернулся цилиндр, тоже, оказывается, снабженный резьбой (мудрено было это обнаружить на старых, чуть ли не ржавых трубах). Как только неисправность устранена, появляется пришедший мыться Фил.
Мысленная фраза: «Человек будет помнить, только если он будет помнить».
В конце сна женщина просит меня присмотреть за одним из новорожденных (вторым занимается еще одна женщина). Меня просят перепеленать младенца, если он обмочится, и сон тут же показывает, как это будет выглядеть — темное одеяльце заметно намокнет под завернутым в него ребенком. Потом это происходит на самом деле, и собираясь приступить к пеленанию, я не очень уверенно себя чувствую, у меня нет соответствующего опыта (оба малыша были спокойны и виделись ясно).
Временно живем с Петей в старой деревенской избе. Петя спит (или уже не спит), я вожусь в отгороженной под кухню части. Дом такой запущенный, что в нем расплодились (и расхрабрились) насекомые, а по углам и щелям растет трава. Принимаюсь все это искоренять.
Петя пошел в девятый класс в новую школу на Рябинной улице. Утром протягивает мне справку. В суете сборов на работу забываю вернуть ее ему (однако суета не помешала заметить краем глаза, что Петя кладет в портфель что-то вроде парика с короткими черными волосами). Выскакиваю из дома, вспоминаю про справку, решаю, что она важная, устремляюсь в школу. Редкие учительницы с отрешенным видом пересекают вестибюль, прижав к груди классные журналы. Не решаюсь их беспокоить. Пробую отыскать класс самостоятельно. Поднимаюсь этажом выше, коридор пуст, тих, ни звука не доносится из-за закрытых дверей классов. Возвращаюсь в вестибюль. Там появилось новое лицо — молодая женщина стоит у стойки, огораживающей место вахтера. Спрашиваю, где находится такой-то класс. Женщина не самым любезным тоном отвечает, что не знает, что она тут не работает, но ее родственница служит тут секретаршей, ее кабинет находится выше этажом. Отправляюсь было туда. Останавливает опасение, что если появлюсь в классе, новые соученики Пети могут расценить это не в его пользу. Решаю отдать справку вечером, дома. Выхожу из школы. Из стоящей в отдалении стайки школьников вздымается чья-то рука. Перевожу взгляд туда — это машет мне Петя. Нижняя часть его лица скрыта за коротко стриженой черной бородой, выглядящей, как щетина мачо. Вот, оказывается, что клал мой сын сегодня утром портфель. Припоминаю, что он уже ходил когда-то раньше в школу не как все (не в школьной форме). Сую ему справку, мчусь к метро (Петя и стоящие с ним мальчики выглядели двенадцатилетними).
Мысленная, с пробелом запомнившаяся фраза (быстрым мужским голосом): «Короче говоря, ... а сам он ничего не понял (из того), что я сказал».
Мысленная фраза: «То, что в иудо-христианской традиции появился третий Пророк...». Дальше в этой фразе дается определение пророческого направления, к которому относится третий Пророк, а конец фразы не запомнился.
Мысленная, как бы подводящая итог фраза (женским голосом): «Ну вот».
В финале нецветного, смутно-темного сна говорю (отвергая какие-то упреки): «Просто мне захотелось спать ...» (фраза не завершена).
Вижу друга* мистера Krackа, он необычайно весел (сегодня сорок дней как его не стало).
Мысленная, незавершенная фраза (моя): «Когда мое внимание притянул этот ребенок...».
Предстоит совершить крупную покупку, воспользовавшись ссудой. Поскольку ссуды к концу срока выплаты удваиваются, решено заплатить наличными "1000", а "2000" взять в виде ссуды. Реальная стоимость покупки составит, таким образом, "1000+ 2х2000 = 5000" (во сне фигурировали лишь суммы).
Мысленная фраза (эпически выпеваемая женским голосом): «И радость и покой» (это был финал чего-то).
Меня в чем-то обвиняют, привожу доказательства своей невиновности.
Неторопливое мысленное повествование (женским голосом): «И вот я уже иду домой. Встречаю моих внуков» (ударение на последнем слове как бы вызвано внешним импульсом — это слово даже произнесено в более низком регистре).
Нахожусь в неплотной толпе, на рынке. У меня на руках два мальчика лет шести - беленький (на правой руке) и темноволосый (на левой). Один из прилавков ломится от груды светло-зеленых, похожих на яблоки предметов. Мальчики как-то нас обманывают. Беленький исчезает, второго я осторожно сажаю на прилавок. Вскоре ребенок снова оказывается у меня на руках, склоняет мне на плечо голову, говорит, что болен (кажется, гриппом). На секунду думаю, как бы мне не подцепить эту болезнь (запомнившиеся эпизоды не являлось, кажется, главным содержанием сна).
Нахожусь в гостях у своих многочисленных (сновидческих) двоюродных братьев и сестер, в провинции, в большом неуютном доме. Братья, сестры и их друзья поглощены игрой (или подготовкой к ней). Снуют из комнаты в комнату то поодиночке, то тут же распадающимися группками. Спокойно наблюдаю. Кто-то, не отрываясь от дела, говорит (имея в виду меня): «Она играет с нами!» Но никто не делает попытки вовлечь меня в игру, полагая, что мне это неинтересно. Я же, весьма возможно, ожидала первого шага с их стороны. Оказываемся у крупноблочной каменной стены, все хотят забраться на нее (как можно выше). Внимательно осматриваю ее швы и выступы, прихожу к выводу, что взобраться невозможно. Объясняю это так пространно и многословно, будто мои слушатели как бы младше меня по разуму.
На дне белой, почти замкнутой сферы лежит белый комок (типа мягкой глины). Деревянным шпателем осторожно счищаю его.
Мысленная, неполностью запомнившаяся фраза: «Нам нужно ... но пока есть ... нам ничего не страшно».
Смутно видимая кошка легко вспрыгивает (справа) на подоконник второго этажа розового дома. Невесомо пробегает по нему, и с такой же невесомой легкостью вспрыгивает на крышу балкона следующего этажа.
Мысленная фраза (издалека, женским голосом, с равнодушным недоумением): «Я не понимаю, что (почему) ты с ним разговариваешь».
